Жизнь и живопись графа Владимира Леонидовича Муравьева ~ АРТ-Интерьер

Вера Федоровна Комиссаржевская
и Владимир Леонидович Муравьев

В истории русской живописи немало полотен, изображающих охоту как барскую забаву или крестьянский промысел с множеством охотников, ружей, сворами охотничьих собак и непременными трупами животных. Некоторым современникам такие картины нравились, поскольку вызывали ностальгические воспоминания об охоте. Других, наоборот, отталкивали безграничной жестокостью по отношению к живой природе.

Однако охота — это не только способ добывания пищи. Это еще и единоборство. Чтобы быть настоящим охотником, нужно уметь слушать лес, распознавать следы животных, знать их повадки. Конечная цель — ничто по сравнению с этим единоборством. В выслеживании дичи скрыта особая охотничья романтика. А отстрел — уже суровая проза жизни. Художник Владимир Леонидович Муравьев был именно романтиком. Возможно, он — единственный русский художник, которому удалось опоэтизировать охоту, привлечь к ней внимание широкой публики.

Дворянин, внук графа М.Н.Муравьева, получившего свой титул за подавление восстания в Польше, Владимир Муравьев с детства привык ни в чем себе не отказывать.

Бросив Пажеский корпус в 1881 году, он определился вольноприходящим учеником в пейзажный класс М.К.Клодта в петербургской Академии художеств. Помимо этого Муравьев посещал сеансы пейзажиста К.Я.Крыжицкого, на которых тот охотно делился опытом со всеми желающими.

Художественное образование Муравьева не отличалось систематичностью: положение вольноприходящего ученика ни к чему не обязывало, да и сам Муравьев не стремился совершенствовать свое мастерство. Повеса и гуляка, завсегдатай светских балов, он жил на широкую ногу, благо происхождение и деньги это позволяли. Ему не нужно было думать о хлебе насущном, поэтому искусство для него было лишь развлечением. В 1883 году, будучи еще безвестным, не вполне сформировавшимся художником, В. Муравьев женился на Вере Федоровне Комиссаржевской, в будущем знаменитой актрисе.

Супружеская жизнь у Муравьева не сложилась. Он полагал, что его жена — обычная женщина, склонная к ведению домашнего хозяйств. Она же хотела принимать участие в его становлении как художника, стать его другом и помощницей. Она хотела жить его интересами, сопровождать его на этюды, давать советы, но он полагал, что в искусстве, как и в охоте, женщине не место. Жена упрекала его в пристрастии к развлечениям, в том, что он не в состоянии отдать жизнь искусству и способен променять творчество на карты и гулянки. А он упрямо не хотел менять свои привычки, даже ради жены. Казалось, что дикарский образ жизни Муравьева, растрачивание состояния в ресторанах в большей степени способствовали его вдохновению, чем счастливая супружеская жизнь. Такой брак, основанный на непонимании, не мог длиться долго. Спустя два года Муравьев изменил жене. Его избранницей стала родная сестра Веры Федоровны. Это окончательно перечеркнуло пылкую и страстную в прошлом любовь начинающего художника и блестящей, талантливой женщины. Но и новый брак распался в 1890 году.

Барские замашки графа В. Муравьева, его крайняя жестокость по отношению к обеим супругам привели к тому, что Вера Комиссаржевская воспоминала о своем бывшем муже только в резко негативном тоне, однако факт остается фактом: граф Муравьев — «отъявленный негодяй» в жизни и художник необыкновенно чистой души в своих картинах — вот два полюса его натуры. Своеобразным итогом неудачной семейной жизни стала первая картина В. Муравьева, показанная на выставке в 1885 году.

А год спустя в жизни художника появился новый кумир — Юлий Юльевич Клевер. Выгнанный из Академии художеств, Клевер сумел добиться признания в кругах петербургской знати благодаря новым сюжетам и виртуозной технике исполнения лесных закатов и зимней природы. Слава Клевера была столь велика, что Муравьев старался подражать маэстро во всем, даже в способе работы над картинами. Так, известно, что Клевер во время сеанса ставил на столик бутылку коньяка, клал на блюдечко моченую клюкву и бруснику, приговаривая: «Не надо пьянствовать, а маленький глоток хорошего вина бодрит». И в мастерской Муравьева на специальном столике всегда были рюмка, бутылка вина и бутерброд. Время от времени он отходил к столику, делал несколько глотков для вдохновения и вновь брался за кисть. Клевер мог в присутствии заказчика написать целую картину. Муравьев стремился к такому же профессионализму, и никакие житейские невзгоды не могли ему помешать. Клевер без конца тиражировал излю6ленный мотив яркого заката в зимней лесной глуши. И на картинах Муравьева -все те же пылающие закаты. Круг почитателей у Клевера и у Муравьева был примерно одинаков — их картины покупали в основном особы царской фамилии и их приближенные.

Искусство Муравьева не знало ни взлетов, ни падений. Он был вне моды и художественных течений: как и Клевер, он всегда писал картины в мастерской, часто по памяти или фантазируя во время сеанса. Модное увлечение пленэром не коснулось его. Композиции его картин обычно нарочито сценичны, что соответствовало академической традиции. Сюжеты не отличались разнообразием: сценки, иллюстрирующие охоту и повадки животных часто дополнялись эффектными романтическими закатами и восходами солнца, реже — лунным освещением. Изредка художника интересовали переменчивые состояния природы, вроде наступления грозы.

Пейзажи Муравьева обычно предназначались для искушенного в охоте зрителя. Все нюансы каждого вида охоты почти невозможно изобразить в одной картине, поэтому художник игнорировал отдельные моменты и сосредотачивался на поэтической стороне темы, полагая, что знатоки охоты без труда вспомнят свои реальные впечатления. В самом деле, как, например, проиллюстрировать тягу вальдшнепов? Известно, что самец-вальдшнеп взлетает над деревьями перед рассветом и начинает «тянуть», то есть издавать крик. Самка, находящаяся на земле, отвечает ему, после чего самец устремляется к ней. Отстреливать можно только летящего самоа. Но всех этих нюансов на картине Муравьева нет. Его «Тяга вальдшнепов» — это поэтический пейзаж с березами, болотом и блеском солнца на воле.

Или же как изобразить в живописи охоту на глухарей? Известно, что когда глухари токуют, они не слышат ничего вокруг себя. И только в эти мгновения, не более трех-пяти секунд, можно приближаться к глухариному токовищу. Поиск глухарей может длиться достаточно долго, и только бесконечным терпением можно достичь результата. Увидеть поющего глухаря — мечта любого охотника. Вглядевшись в дореволюционные открытки — репродукции с картин художника — и поняв азы охоты, вы невольно заряжаетесь той романтикой охоты, о которой ранее даже не догадывались.

Иногда на полотна Владимира Муравьева все же попадал стреляющий охотник, но главное место отводилось не ему, а его несчастным жертвам. Так, можно невольно посочувствовать незавидной судьбе русака, выскочившего прямо под дуло ружья охотника, или же тетеревам, к которым он сумел подобраться так близко, что в следующий миг непременно выстрелит в них.

Но столь «жестокие» сцены охоты у Муравьева скорее исключение, чем правило. Для него важнее предвкушение охотничьего трофея, любование жизнью животных и даже, в какой-то мере, сопереживание им. С нескрываемым восторгом Муравьев вновь и вновь изображал тетеревиный ток.

Однако, в отличие от Клевера, Муравьев не стремился к художественным званиям и наградам. В его сознании титул графа перевешивал все другие возможные почести, которые существовали в России в то время для художника. С неизменным постоянством он подписывал свои картины: «Граф Муравьев». Со временем он выработал свой собственный живописный почерк: сначала писал маслом, а к началу XX века перешел на смешанную технику, часто используя гуашь. Его картины легко узнаваемы благодаря сюжетам, а также своеобразной фактуре. Стволы и ветки деревьев часто процарапывались пером либо рельефно выделялись красками. Для изображения заснеженных полян применялся широкий мазок. Подобное сочетание определяло естественность впечатления, благодаря которому и сегодня старые открытки, по которым, главным образом, известно творчество художника, неплохо смотрятся и пользуются неизменным успехом у филокартистов.

С другой стороны, многие открытки, воспроизводящие картины Муравьева, объективно достаточно редки и высоко оцениваются. Это объясняется тем, что большая их часть была выпущена перед Первой мировой войной в Лодзи (издание А.Островского) и в Нюрнберге (издательство TSN). С началом военных действий связь этих городов с Россией прекратилась и некоторые открытки, вероятно, так и не попали в Россию.

Муравьева считали самоучкой. Слишком узким был круг почитателей его искусства, слишком далек он был и от современной ему пейзажной живописи, и от бурной выставочной деятельности. Его искусство, казалось, было предназначено для избранных, его практически не знали критики. Он создал свой собственный мир художественных образов, и таких художников было не так уж много в России. Но его предприимчивость ограничивалась богемной жизнью. Это Клевер мог подготавливать общественное мнение, приглашать журналистов на свои выставки и чуть ли не диктовать хвалебные статьи о своих картинах в ведущие газеты. Муравьев же не был способен постоянно привлекать к себе публику. Может быть, поэтому его творчество сравнительно редко освещалось в прессе.

Интересно, что после революции 1917 года жизнь и творчество Муравьева не закончились. Он не эмигрировал за границу, как многие другие, современные ему русские художники. Он не увлекся и социалистическим реализмом. Он жил, писал излюбленные им тетеревиные и глухариные тока, подписывался просто «Муравьев», хотя его искусство советского времени гораздо менее известно, чем дореволюционное. Лихолетье Гражданской войны забросило его в Ростов-на-Дону. Графское происхождение нисколько не мешало устройству художника в новой жизни: Муравьев представлялся потомком знаменитого декабриста.

Но в условиях построения социалистического общества художник с каждым годом все больше и больше чувствовал свою ненужность. Богатых заказчиков больше не было, а рабочим и крестьянам нужны были символы светлого будущего. Среди коллег-живописцев, известных до революции и вставших под знамена нового искусства, у Муравьева не было друзей и знакомых, которые могли бы при случае похлопотать за «певца охоты» перед революционным начальством. Кто знает, может быть, его несложные охотничьи пейзажи могли бы понравиться советским вождям, которые, как известно, любили поохотиться.

Он писал все меньше и вынужден был сбывать свои изящные «охоты» по бросовым ценам на ростовском базаре. Всеми забытый, он умер в 1940 году.

Можно упорно отказывать художнику в профессионализме, свойственном настоящим художникам, называть зверей с его картин застывшими скульптурами. Можно до бесконечности обвинять Муравьева в распутном образе жизни и полностью оправдывать его жен. Можно без конца подчеркивать тот факт, что Муравьев так и не был удостоен художественных званий. Единственное, что остается непреложной истиной, — картины Муравьева всегда наполнены восторженным чувством искренней любви к родной природе. Может быть, именно поэтому открытки с репродукциями его картин пользуются неизменным успехом у филокартистов.